За окном уже весна, а я решила выложить в этой теме парочку своих рассказов на горнолыжную (любимую
) тему.
История одной картины. Там горы солнцем позолочены
Под беспредельной синевой
И удивительные встречи нам
Ещё обещаны судьбой…
Сколько времени живёт картина, нарисованная лёгкой пастелью на мятой обёрточной бумаге?
Я расскажу историю об удивительной картине, подаренной мне мастером, жившей своей особенной жизнью и ушедшей в небытие в назначенный ей срок...
Однажды в славном заполярном городе Кировске, я познакомилась с интересными людьми и была приглашена в гости к весёлой горнолыжной компании, разместившейся в гостинице «Спорт» на вечерние посиделки с гитарой и особенным, легендарно вкусным и ароматным чаем.
Мне сказали, что сегодня я непременно должна увидеть замечательного человека из их компании, и потянули в соседний номер, до которого был ровно один метр налево от их двери…
Художник, горнолыжник… Он приезжает в этот город, чтобы рисовать заснеженные горы, солнце над оплавленными неистовыми ветрами склонами Хибинских гор, изгрызенный экскаваторами и словно чуждый этому стремящемуся вверх пейзажу карьер на 25 километре, мрачно зияющий огромной воронкой и словно падающий вниз…
Заранее уговорили его показать мне свои картины – уже законченные и свежие наброски этой весны.
Я всегда с некоторым трепетом отношусь к людям, которые могут передать с помощью рисунка окружающий их мир и свои чувства и мысли.
Особенно, если тебе доверяют увидеть их работы…
Я внимательно рассматривала импровизированную галерею, расставленную по столу, стульям, подоконнику…
Они были нарисованы в разных техниках, некоторые на специальной бумаге, другие – на самых различных «подручных» материалах, имеющих совершенно, казалось бы, неподходящую фактуру.
За окном шумела разгулявшаяся под вечер вьюга и торопиться было некуда.
Из соседней комнаты через открытые двери неспешно текли переборы гитары и негромкий разговор, звякали кружки, тянулся тонкий аромат чая с бергамотом, аппетитной свежей булки и сливового варенья.
Я держала в руках свою остывающую кружку, по походной привычке согревая пальцы её теплом и наблюдая за замирающими, туманными всполохами пара, бросающими лёгкую, танцующую тень на одну из картин… Действо завораживало взгляд...
- Хотите, я что-нибудь для вас нарисую? - предложил художник, отставляя свою уже опустевшую крошечную кофейную чашечку с затейливым восточным рисунком.
Я улыбнулась и молча кивнула: «Конечно!»
Вытащив откуда-то сбоку и слегка разгладив мятый кусок упаковочной бумаги с неровно оторванными краями, расстелил его на столе, открыл коробочку с цветными тонкими мелками пастели. Слегка задумался, словно что-то прикидывая в уме и оценивая…
На светло-коричневую бумагу легли первые быстрые белые штрихи, серые штрихи, пронзительно синее и светло-голубое разметалось по верхней части листа…
Я с любопытством наблюдала, как рождается на листе измятой бумаги знакомые очертания моих любимых склонов и вершины Айкуавенчорр из-под шуршащих, как сухая снежная позёмка, мелков пастели.
Знакомые чёрточки опор и маленький контур человека, ещё только поднимающегося на бугеле, пара выступающих чёрных камней и я узнаю просторный снежный цирк слева от подъёмника с уютным названием «Букашка», почему-то напоминающим мне любимых в детстве остро пахнувших разноцветных жучков - божьих коровок.
А вот и лёгкий зеленовато-желтый яркий штрих над заснеженной долиной и вокруг него тающим облачком словно сияние – да это же цвет моего комбинезона! Похоже на виденного мной однажды светлячка! Чудно!
Да это же точно я - на самом деле лечу на лыжах!
Рисующий человек лукаво смотрит на меня и тепло улыбается моему восторгу и любопытному азарту...
Я же заворожено слежу за свободными, быстрыми и уверенными движениями мастера…
На глазах рождается солнечный яркий зимний день…
Несколько штрихов, растушёвка - и это уже золотистый вечер – самое любимое время…
Последние штрихи, шипение распылителя баллончика, оседающие и моментально сохнущие капли лака для волос, чтобы закрепить нежную пастель, не дать ей осыпаться и… мне дарят моё остановившееся и теперь, словно вечно длящееся мгновенье счастья, ощущение яркого восторга и свободы.
Хрупкую картину я бережно везла домой, в Петербург.
По размеру она довольно большая и рамки не для неё сразу не нашлось. Пейзаж временно был просто аккуратно прикреплён к обоям на стене тонкими булавками.
Время шло. Учёба, студенческая жизнь, работа…
Появилась, наконец, простая деревянная рамочка, но стекло так и не закрыло необычную поверхность картины.
Мне нравилось наблюдать, как солнечные лучи, заглядывавшие по утрам в комнату, медленно скользили вдоль стены и создавали необычные движущиеся тени и блики на когда-то специально измятой и затем не до конца расправленной бумаге. Казалось, что на ней бегут тени невидимых облаков… Картина словно оживала в такие минуты.
Я не помню, сколько прошло времени, но однажды я заметила, что горы и весь пейзаж начали меняться: стало блёклым небо, нечёткими и всё более тающими контуры горы, исчезли сначала тросы, а потом и опоры подъёмников.
Самой последней погасла зелёная искорка…
Я сняла картину со стены и прикоснулась к бумаге – она стала рассыпаться серовато-коричневой пылью под моими пальцами, словно пепел сгоревшего костра…
Удивительно, но я поняла в этот момент, что замкнулся ещё один временной круг, внутри которого осталось моё упоительное, солнечное горнолыжное детство. Длиной всего в 5 лет.
Я словно оказалась уже за пределами этого круга – передо мной был большой открытый мир, но самое яркое и счастливое время сплотилось в самостоятельное ядро-солнце и теперь уже более не принадлежит мне, но будет освещать весь дальнейший путь…
Ставшее привычным, перестает быть захватывающим приключением, экспедицией в неведомый мир: временами грозный и опасный, но наполненный только счастливыми людьми, потом что ты счастлив сам.
Никогда снова уже не вернуть остроту первых впечатлений. Опьяняющий восторг, готовность учиться новому, жадно впитывая, как губка, и навсегда запоминая слова, настроение, жесты, световые блики, звуки и тонкий аромат всего, что окружает…
Кататься до изнеможения и, буквально падая от усталости, жалеть только о том, что сегодня мало покатался и солнце уже опускается за окоем темнеющих гор...
Сидеть у закрытого по случаю бурана подъёмника, спрятавшись от ветра в закуток, замерзая и кутаясь в простенькую и не фирменную ещё курточку, ждать с надеждой: «А может всё же запустят!».
Упорно хромать с травмированными связками из кабинета уже знакомого тебе хирурга к подъёмнику в завершающий день катания…
Стоять на старте спортивной трасы и считать удары сердца, отдающиеся эхом в резких, падающих ледяными звонкими каплями, звуках метронома пусковых ворот: три, две, одна, - вперёд!
Зачем?
Да просто потому, что именно здесь ощущается полнота жизни: в отточенном многими часами тренировок стремительном и гармоничном этому миру движении, в противостоянии и единении со стихиями этого мира.
Теперь в горных лыжах уже многое умеешь и знаешь, по-прежнему трепетно любишь снег, скорость и с удовольствием выходишь на склон…
И всё же начинаешь почему-то немного завидовать тем, кто только начинает узнавать и впервые влюбляться в горнолыжную жизнь.
Сколько времени живёт картина, нарисованная лёгкой пастелью на мятой обёрточной бумаге?
В моей жизни была удивительная картина, подаренная мне мастером, жившая своей особенной жизнью и ушедшая в небытие в назначенный ей срок...